«Я не понимала, почему мне, маленькой девочке, прикрепили к платью медаль, как и взрослым»

Письмо Елены Семеновны Шошиной, адресованное школьникам, было найдено после ее смерти

Фото: из личного архива героя(ев) публикации

Елена Семеновна Шошина умерла в 2016 году, ей было 89 лет. Уже после ее смерти внучка нашла черновик и чистовик с речью, которую она, видимо, готовила для школьников.

- Она в школе выступала. Хочу, чтобы это ее письмо прочитали многие - оно заслуживает этого. В память о ней, о ее труде, в память о ее слове «надо»! - говорит Светлана.

«Комсомолка» публикует воспоминания Елены Семеновны:

«Мы День Победы приближали как могли. Когда началась война, мне не было и 14 лет. Жила я тогда в небольшом сибирском городке Мариинске. Вряд ли сейчас найдется человек, который не читал книги «Вечный зов». События, описанные в ней, взяты из жизни тех мест, где я жила.

Помню, был жаркий летний день. Страшная весть быстро облетела город, и, хотя по-прежнему светило солнце, казалось, что оно померкло, стих городской шум. По улицам небольшими группами куда-то спешили молчаливые люди, мы - дети - еще не понимали всего ужаса произошедшего.

Школьников собирали оборудовать школы под призывные пункты. Позже школы и техникумы превратились в госпитали, некоторых солдат не успевали привезти в них живыми! Хоронили в больших общих могилах, гробы делать было не из чего да и не успевали. Подлечившихся снова отправляли на фронт.

В крупных зданиях размещали эвакуированные откуда-то заводы, на которых работали наскоро обученные женщины и вчерашние школьники. На место ушедших рабочих вставали старики, больные люди, подростки.

12 - 13-летних детей определяли в ФЗО. Наскоро подучив, направляли в цеха, где новый специалист не всегда-то доставал до станка. Тогда подросток подставлял ящик и наравне со взрослыми давал план. С запада постоянно прибывали эвакуированные заводы, специалисты, а с ними и просто беженцы. Так, к нам прибыл литейно-механический завод. Люди там работали сутками, полуголодные и безмерно уставшие. Чтобы сэкономить время для отдыха и силы, прикорнув где-нибудь в уголке, тут же засыпали. Да и теплее в цеху было. Здесь же отоваривали продуктовые карточки. Трудились тогда все от мала до велика! Подчиняясь одному слову «надо».

На лето школьников отправляли в колхозы. Там мы вязали снопы... Сено возили на коровах, быках. Накладывали сено на настил из связанных березок, а вилы в детских ручонках были ой как не послушны! Наша служба подчинялась Западно-Сибирскому округу. Подростков моложе 16 лет на такую работу брать было не положено. Но работать было некому, и мой начальник сказала написать в заявлении, что мне 16 лет. Потом, когда разобрались, увольнять было поздно.

Кроме всего, положение осложнялось тем, что наш город находился на центральной железнодорожной магистрали Москва - Владивосток, станция - узловая. Поезда бесконечно ехали в обе стороны: на фронт везли орудия, всякое снаряжение, обратно - беженцев, раненых.

Путевых обходчиков, рабочих и специалистов не хватало. Пропускная способность станции большая, задержки были недопустимы. Особенно тяжело было зимою. Снегоочистительных машин не было. Путей было где-то 10 - 12. Вся нагрузка ложилась на комсомольцев и 13 - 15-летнюю молодежь. В обязанность входило встречать беженцев, эвакуированных с запада и востока, размещать и организовывать получение карточек. Ведь только окончилась война с Германией - началась с Японией. Солдат везли вначале на запад, потом на восток.

После работы мы, уставшие до изнеможения, шли на пути следить и обеспечивать бесперебойное продвижение составов. Зимою вручную очищали пути от снега, снег с них увозили на санках в коробках, которые сами же и плели. Бывало, сутки отработаешь, потом - чистить пути. Помню, тянешь санки, и метель следом заметает. Свободного времени не было совсем.

Помимо основной, было столько же так называемой общественной работы. Жизнь испытывала людей на выживание, народ работал на износ. Было бы неправдой сказать, что все работали с полной отдачей. Бывали случаи - не выдерживали некоторые, сбегали, их находили, судили по закону военного времени. Также судили за опоздание на 5 - 10 минут. Чувство голода было постоянным. В ветхой одежонке сибирские морозы пробирали, кажется, насквозь. На ноги сами шили себе стеганую обувь из всяких тряпок и называли ее бурками. Позже появилась обувь на деревянной подошве.

Рабочим выдавали продуктовые карточки, которые отоваривали далеко не всегда. Хлеб пекли ржаной пополам с лебедой и мякиной. Он был похож на пластилин, во рту кололся. Моей заветной мечтой было поесть нормального хлеба с молоком.

Но какое ликование было в День Победы! Многие плакали и не скрывали слез - кто от радости, кто за погибших. Я не могу выделить свой труд в таком водовороте событий. Я жила как все, как требовало время. Непосильно тяжелая, недетская работа безвозвратно согнула мне спину в вопросительный знак. Фронт и тыл были тогда едины. Это и помогло победить - дорогой ценой, но победить! Не все мои подружки дожили до светлого Дня Победы. А я в то время не понимала, почему мне, худенькой девчонке, прикрепили к старенькому ситцевому платьишку медаль, как и взрослым, - «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны»...