Дневник блокадницы: «Если б мне предсказали эту жизнь, я бы рассмеялась им в лицо»
Пока младший брат перегонял американские самолеты через весь Союз, Альбина пыталась пережить холод и голод
Фото: Олег ЗОЛОТО
Когда началась война, Альбине Крюкелис было 15 лет. Когда война закончилась, она осталась сиротой. Сын Альбины Ивановны держит исписанные розовые листочки блокнота, закапанные ее слезами. Его мама вела дневники и раньше, но этот, блокадный, стал последним.
НАКАНУНЕ ВОЙНЫ
Семья Крюкелис – выходцы из Прибалтики с необычной латышской фамилией – перебрались в Россию в революционное время. Розалия Августовна (в девичестве – Козында) работала вагоновожатой трамвая. Иван Антонович трудился пожарным в части №22 на Приморском проспекте.
Фото: Александр ИВАНОВ
У Крюкелисов было двое детей – дочь Альбина и сын Станислав. Семья занимала квартиру на втором этаже в эркере нынешнего дома №25 по Приморскому проспекту (тогда это был Коломяжский, 4/33).
Фото: Александр ИВАНОВ
Накануне войны отцу был 51 год, матери – 43. Станиславу было уже 17, он был курсантом 2-й Ленинградской спецшколы ВВС. А Альбине исполнилось 15, она готовилась к выпускным экзаменам в школе.
Последние записи в последнем школьном дневнике Крюкелис датированы мае 1941-го
Фото: Олег ЗОЛОТО
5 февраля 1942-го Станислава эвакуировали из Ленинграда вместе со спецшколой ВВС. Будущего летчика зачислили под номером №27 в состав 2 роты 1 взвода. В дороге умрет каждый четвертый. В эвакуации Станислав окончит летную школу, училище и станет перегонять американские самолеты, предоставленные по Ленд-лизу, с Камчатки к линии фронта.
Фото: Александр ИВАНОВ
В блокадном городе останутся Альбина, мама и папа. Первым, 25 марта 1942-го, умрет Иван Антонович. Жена и дочь похоронят его в братской могиле на Серафимовском. 19 июля 1943-го умрет и Розалия Августовна, которая тоже найдет свой покой на Серафимовском, но в отдельной могиле. Судя по сохранившимся документам, за похороны Альбина заплатит по 20 рублей.
Оставшаяся совсем одна, юная Альбина устроится работать на Северный завод, у бывшего Комендантского аэродрома: в войну там ремонтировали военные самолеты. За это ее наградят медалью «За оборону Ленинграда». Всю ее жизнь награда так и будет лежать в коробочке в серванте…
Медаль "За оборону Ленинграда" так и лежала в серванте, в красивой коробочке
Фото: Олег ЗОЛОТО
В доме Александра свято хранят школьный дневник мамы-отличницы, последние записи в котором датированы маем 1941-го. Здесь же – фрагмент фашистской зажигательной бомбы, которую мужчина нашел на чердаке дома на Приморском.
Фашистскую "зажигалку" Александр нашел на чердаке их бывшего дома
Фото: Олег ЗОЛОТО
На подоконнике зеленеет фикус, который пережил всю блокаду, по ростку цветет у всех родных. А еще есть мамин костяной свисток.
Этот фикус пережил блокаду. У каждого члена семьи есть по росточку
Фото: Олег ЗОЛОТО
– Когда она осталась одна, у нее однажды украли все карточки, выжить помогли знакомые, – рассказывает Александр. – И кто-то подарил ей этот свисток для защиты. Блокада, темный город, полный страх, людоедство – и одинокая девочка. Тогда каждый милиционер ходил со свистком, и на свист народ реагировал, сбегался.
Свисток был защитой Альбины от нападения
Фото: Олег ЗОЛОТО
Но главная святыня – дневник, который Альбина Ивановна вела во время блокады. Дневники она писала и раньше. Вот только почерк в них был еще крупный, детский, уверенный.
Альбина писала дневники и раньше. Только почерк был другой
Фото: Олег ЗОЛОТО
Первая запись из сохранившихся, с пометкой «Писать только правду», датирована 5 августа 1942-го. Последняя – 17 апреля 1944-го. После войны Альбина Ивановна дневников больше никогда не вела...
"Писать только правду..."
Фото: Олег ЗОЛОТО
ИЗ ДНЕВНИКА:
5 августа 1942 года:
«... Рядом с нами в девятой квартире жила семья Русаковых: тетя Варя, дядя Фадей, Нина и Вова. Когда мне было лет пять или шесть, у них родилась Тамара, я помню, как Вова ею гордился и как мы ему завидовали. Мы со Стасиком пришли к ним, Вова взял Тамарину ручку, сложил ее пальчики в кулак и показал нам фигу. Мы просили, чтоб нам мама купила тоже такую куклу...»
«... Родители нас очень любили, меня называли только «Алечкой», папа называл «котиком»...»
Фото: Александр ИВАНОВ
«... В четвертом классе Стасик остается на второй год. В это время он начинает хулиганить, кататься на «колбасе» трамвая. Помню однажды папа увидел, как Стасик ехал на колбасе, Стасик тоже его увидел, спрыгнул с трамвая и спрятался. В школе он себя ведет тоже очень плохо. Он в то время учился у старенькой глухой учительницы. <...> Она писала папе записки домой через Стасика, Стасик показывал их Ваське Бабанову, и тот за папу отвечал, что он занят и ему некогда. Однажды мы с папой пошли в школу <...>, учительница стала жаловаться на Стасика, папа тогда на него рассердился. Когда мы пришли домой, то папа приказал Стасику одеть кепку прямо (в то время все хулиганы носили кепку на бок)...»
«... До этих пор у меня было детство, счастливое и радостное. Эти 15 лет пролетели незаметно, под кровом матери и дорогого отца! Исполнилось 16 лет, встретили довольно хорошо. С этих пор и начались мои страдания. Наш город с августа 1941 был окружен, началась блокада...»
«... Все труднее становится с питанием. Снижают норму хлеба. Наступил голод. Хлеба я получала 125 граммов, на троих 500 граммов. Мы хлеб делили на две части, одну если сразу, другую – на вечер. У мамы стали пухнуть ноги. Папа заболел и пришел домой, его здоровье становится хуже. Люди мрут, что мухи осенью...»
"... наступил голод..."
Фото: Олег ЗОЛОТО
«... Почти каждый день после работы мы ходим к папе, с каждым днем он все больше слабеет. В голове у него начинается помутнение, он стал, что малый ребенок. Однажды я пришла к нему, а он весь мокрый, такой у него был понос. Я его подняла с кровати (от стал легкий), переслала постель. <...> Доктора советуют отвезти его в госпиталь, но мы не соглашаемся на это, боимся, чтоб он не умер по дороге. Но двое его соседей (в палате было трое) умирают, мы очень напуганы этим. Мы в тот же день перевезли папу в госпиталь около Строгановского моста. <...> Я плакала, чувствовала, что папа больше не встанет на ноги. Мне было обидно и жаль папу, ведь жили все другие люди хорошо, а он умирает...»
«... С тех пор себя виню, почему мы его не положили на кровать, не поцеловали. Вот в этом я виновата. Папа тогда был в памяти и говорил, чтоб мы не беспокоились и шли бы на работу. На утро я пошла домой, я очень за ночь устала, а мама пошла в больницу. Только я легла спать, как с плачем входит мама, она мне сказала, что папа умирает, мы обе горько плакали. Сразу же пошли в больницу, нас в палату не впускают, мы кое-как прорвались, папочка еле дышал и был без памяти. Мы бросились к нему, но нас выгнали из палаты. Мы ушли из больницы. Когда пришли днем, то нам сказали, что в 11:40 он скончался...»
"Умер папа 25 марта 1942 года"
Фото: Олег ЗОЛОТО
«... Мы сделали ему гроб, хотели похоронить в отдельную могилу, но не смогли: для этого надо было много продуктов, а где мы могли это взять, когда сами были голодные и еле ходили. Умер папа 25 марта 42 года, а хоронили 30 марта, была очень холодная погода, метель. Похоронили на Серафимовском кладбище в братской могиле...»
«... Мы перебираемся в комнату Поповых, в нашей делают пулеметное гнездо...»
29 января 1943 года:
«... Сегодня встали в 06:30 и сразу оделись и пошли на работу. У меня болит нога, был нарыв и теперь гноится. Теперь работаю я кладовщицей, работа небольшая, но неспокойная. Сегодня я все время ругаюсь с Дуней Зайцевой, она старая дева и очень жадная и злая. У нас вчера пропали дрова, она думает, что взяла их я или мама, которая теперь топит печи в конторе. А дрова взяла Ася Букина, я об этом знаю, но не хочу ее выдавать...»
3 февраля 1943 года:
«... 1-го с Валей К. были в театра, смотрели «Закон сердца» и «Самое страшное» с участием Бронской. Это веселенькие оперетки, мне очень понравились. На обратном пути была тревога. Сильно стреляли зенитки, я почти бежала бегом, за тревогой не хочется и в театр ездить...»
Всю жизнь Альбина носила длинные косы
Фото: Олег ЗОЛОТО
4 февраля 1943 года:
«... Вчера вечером с мамой пошла в душ, хорошо помылись и пошли в столовую ужинать. Там встречаю Виктора Крупнова и Толю Ступина. С Витей я училась в младших классах, это он помнит, а я его не помню. У Толи случилось несчастье, пропал противогаз с продуктами. Противогаз он спрятал в нашей мастерской, это видели только пять человек, в то числе и я...»
«... Перед обедом позвал меня на допрос Ионан. Он думает на нас с Дуней. Дуня плачет и говорит, что она этого не делала. Я ей верю. Я у него заплакала, не могла сдержаться, мне так обидно, я никогда не возьму чужого, мне до слез обидно, что думают, что я вор. <...> А украл ведь кто-нибудь из нашего отдела. Что за проклятый этот отдел: то одно, то другое...»
6 мая 1943 года:
«... Сегодня я проснулась, еще не было шести, прослушала сообщение информбюро (сегодня очень хорошая сводка) и опять уснула. Когда проснулась, было семь часов. Быстренько оделась, помылась и пошла на работу. Вчера было собрание нашего отдела, на нем меня немного поругали, я думаю, что отчасти зря. Военный Кузьмин (он окончил институт) мой заклятый враг, говорит будто меня всегда не найдешь и еще что-то в этом роде. В его вступлении была доля правды. Кузьмин нечестный человек, в Первомай на банкете он хотел два раза покушать, но комиссар Кусочкин заметил это и хотел дать ему 10 суток ареста, но приказ этот отклонили. Жаль!..»
"Господи, что со мной будет, если ее не станет?"
Фото: Олег ЗОЛОТО
«... Вчера после работы поехала к маме в больницу, она лежит уже с лишним два месяца. Ее два раза оперировали, последний раз 27 апреля, но мамочкино здоровье очень плохо, температура не снижается. Она очень похудела, остались одни кости да кожа, она даже не в состоянии сама повернуться, ведь у нее изрезана вся спина, но гной все идет. Я за нее очень боюсь, господи, что со мной будет, если ее не станет...»
«... Вчера получила два письма от Стасиньки, они живут неважно, плохо кормят. Он описывает, как он жил в прошлое лето, очень много работали в поле. Но ничего от этого не получили...»
«... Сегодня я думаю сходить на огород, надо хоть немного покопаться. Я думаю, что мой труд пропадает даром, так как земля очень плохая, ничего и не вырастет...»
О смерти мамы Альбина пишет черными чернилами
Фото: Олег ЗОЛОТО
8 мая 1943 года:
«... У Анатолия Ступина пропали карточки, продуктовые, и оказалось, что их украл его товарищ Виктор Крупнов, его поймали с поличным. Только тогда он сознался, а до этого выкручивался и пытался втоптать в грязь других. Я никогда бы не подумала, что Виктор вор, ведь может быть он и Толькин паек украл. Все возможно. На собрании единогласно исключили Крупнова из комсомола...»
«... После собрания были экзамены по техминимуму. <...> Испытания сдали все, кроме Виктора, он очень тупой. Я ему все время подсказывала, но он все равно провалился. Наконец-то окончился техминимум, теперь можно читать беллетристику...»
18 мая 1943 года:
«... Погода стоит сегодня пасмурная, идет дождь, а мне это на руку, так как я вчера посеяла и не надо поливать. В воскресенье ездила к маме, ее состояние все также, улучшений нет. Господи, что с мной будет, если ее не станет? Стасика очень беспокоит ее здоровье, он часто через день пишет мне письма. Вчера получила от него сразу два письма. Он пишет, что их плохо кормят, я вижу, что даже хуже, чем нас...»
"О, только бы скорей кончилась эта война!"
Фото: Олег ЗОЛОТО
«... Сегодня ночью была тревога, все время стреляли зенитки. Вообще этот месяц все время бомбежки. Живешь под угрозой смерти...»
«... О, только бы скорей кончилась эта война! Скорее бы можно было кушать вволю, надоело думать и слышать разговоры об еде. Разве думала я два года назад, что так можно жить. Если б мне предсказали эту жизнь, я бы рассмеялась им в лицо...»
20 мая 1943 года:
«... Вчера была у мамы, температура днем 38,6. А при мне была 37,6. Ее состояние все также. Ей сказали врачи, что гнойник не весь вышел, он пошел к мочевому пузырю. И, вероятно, надо будет делать еще третью операцию. Я снесла ей кусок кеты, остался с обеда, она очень была рада и с аппетитом ее ела, и все говорила: «Я не знаю, чем смогу тебя отблагодарить»...»
«... Вчера приехала от мамы, разожгла буржуйку, ужин я съела в обед, но мамочка дала мне хлеба. Я поела пустых зеленых щей и попила чая и пошла в красный уголок, так как я должна была дежурить...»
22 июля 1943 года:
«... Сегодня самый несчастный день в моей жизни, день похорон моей мамочки. Умерла она 19 июля 1943 днем в полвторого, в понедельник. Я последний раз была 18-го. Сначала сходила на рынок и купила ей ягод, черники и клюквы. Просидела я у мамочки целый день, опоздала на обед и не поехала в театр с Лидой Лавреньевой. Я все грела маме руки и ноги, они у нее застывали. Температура была у нее 37,1. Перед уходом она меня благословила и заплакала. В тот день я видела ее в последний раз.
"Сегодня самый несчастный день в моей жизни..."
Фото: Олег ЗОЛОТО
В понедельник я к ней не ездила. А во вторник достала молока, приезжаю в больницу, там нянечка говорит, что мама умерла. Я даже не знаю, что со мной тогда и было. Все сбежались сестры и давай оттирать и поить меня какой-то дрянью. Всю ночь я не спала.
Наутро 21-го пошла на работу подала Полынскому заявление об отпуске меня на три дня. Он обещал мне машину и гроб. Свое обещание он сдержал, мне помогли похоронить Ионан, Виктор и Люба Черникова. Когда Ионан с В. уехали, я мы остались расплачиваться с могильщиком, Люба позвала священника, и он отпел маму, ведь перед смертью она стала верующей...»
Александр не в силах читать дневник матери спокойно
Фото: Олег ЗОЛОТО
14 февраля 1944 года:
«... Я распрощалась с базой и поступила учиться вместе с Люсей Б. в техникум трамвайно-троллейбусный на курс ускоренного выпуска. <...> Уже сдала русский, физику за 10 класс, химию и технологи, сдала на хорошо и отлично. Сейчас последний урок, пообедаю и поеду домой. Вчера был выходной, но ничего хорошего я не сделала, вот только была с Ниной Ивойловой на рынке и продала вино за 300 рублей 0,5 литра. Теперь у меня пока есть деньги, и я на время обеспечена...»
4 марта 1944 года:
«... Сегодня мы собирались с ней идти на рынок продавать она вино, я табак. Мне сейчас трудно жить, нет денег. Я чувствую, что стала худеть. Да еще вдобавок мне эти дни нездоровилось. Сегодня после зачетов ходили по Невскому, в буфетах продают водку 40 рублей 100 грамм...»
ИЗ ПИСЬМА БРАТУ:
«... Не спрашивай больше о ее здоровье и не шли ей приветов. Нет больше с нами нашей дорогой мамочки, Стасинька. Как мне тяжело, если б ты знал! Я не в силах писать о ней, слезы сами бегут у меня из глаз. Дорогой Стасинька, я знаю, что тебе тяжело, очень тяжело, но мне много тяжелее. Мне еще полмесяца назад врачи говорили, что мамино положение безнадежное. Но я все надеялась, все думала, что она поправится, и сообщение о ее смерти явилось для меня большим ударом. Сегодня 11-ый день как она умерла, и только сегодня я чувствую в себе достаточно силы, чтобы сообщить тебе об этом горе.
Последний месяц я каждый день ходила к маме. Последний раз я была у нее 18 июля в воскресенье, 17 июля я тоже приходила, и она попросила купить ей ягод. В воскресенье я была выходная и с утра сразу поехала на рынок, купила ей ягод стакан черники и клюквы, за это заплатила 70 рублей. Пришла я к ней в 12 часов дня и пробыла до семи часов вечера, никогда до этого я не была у нее так долго. Ягод она есть почти не стала, она замерзала, несмотря что на улице стоял жаркий день. Я все грела ей руки и ноги, держала их в своих руках и этим их немного согревала. Температура у нее была 37,1, и чувствовала она себя не так плохо, немного лучше, чем в предыдущие дни. Она все вспоминала о тебе, все желала тебе счастья. Она хотела, чтоб ты учился, это была ее мечта.
"Нет больше с нами нашей дорогой мамочки!"
Фото: Олег ЗОЛОТО
Мама как будто предчувствовала, что видит меня в последний раз. Она держала меня за руку, долго на меня смотрела, как будто хотела запомнить навсегда мое лицо. Смотрела до тех пор, пока слезы не затуманили ее глаза, я их вытирала и успокаивала ее. Перед уходом она меня долго целовала и благословила, то есть перекрестила (как бабушка, помнишь?). Она предчувствовала, что видит меня в последний раз. Мамочка взяла с меня слово, чтоб завтра я к ней не приходила, «ведь все равно ты меня не спасешь, когда я буду умирать».
Это последнее мое свидание с ней. Она умерла на завтра днем в 13:30. 19 июля я у нее не была, как ей я обещала, а 20 сразу после работы, вскипятив молоко, поехала к ней. Я не знаю, что со мной было, когда мне сказали, что ее нет. Несколько дней после я ходила как загипнотизированная, точно во сне. Ни разу до этого у меня не было такого состояния. Даже когда умер папа, я ведь была не одна, с мамой, а теперь я осталась совсем одна, ведь ты очень далеко от меня.
Фото: Александр ИВАНОВ
Похоронила я ее на нашем кладбище. С работы мне дали машину и гроб. Если б не завод, то не знаю, смогла бы я ее похоронить. Ведь похороны обошлись бы в несколько тысяч, гроб стоит около тысячи. Но все же если б даже и не помог мне завод, то все равно сжигать бы я ее в печи не позволила, я приложила бы все усилия, сидела бы без хлеба, но ее бы похоронила, как следует. Довольно того, что папа лежит в общей могиле...»
ПОСЛЕ ВОЙНЫ
«Стасинька» вернется домой, но останется летчиком на всю жизнь. Последним местом его работы станет Кишиневский аэропорт, где он будет старшим штурманом.
Фото: Александр ИВАНОВ
Альбина Ивановна окончит техникум, вечерний институт и почти всю жизнь проработает в специальном конструкторско-техническом бюро космической направленности «Биофизприбор». Дослужится до начальника планово-экономического отдела. У Альбины Ивановны появится единственный сын. У ее брата – две дочки. До самой смерти, 1 марта 2008-го, она лишь несколько раз обмолвится о блокаде.