Знаменитая отшельница передала с оказией записку на «большую землю». 68-летняя Агафья Лыкова (она живет в Хакасии, ближайший поселок - в 120 км непролазной тайги) жалуется на скудность припасов, морозы и просит прислать помощника.
Именно Василий Михайлович Песков поведал миру об уникальной семье староверов Лыковых, спрятавшихся от цивилизации в саянской тайге в 1938 году. Впервые он приехал к Агафье в 1982 году и с тех пор уже не забывал своих героев, часто навещал, всегда с подарками, лакомствами, лекарствами. Его документальная повесть «Таежный тупик» о жизни хакасских робинзонов пользовалась сумасшедшей популярностью, переиздавалась, была переведена на несколько языков.
Сейчас разгорелся спор: а не вывезти ли Агафью на «большую землю»? Но сам Василий Михайлович считал, что Агафья не приспособлена для жизни вне тайги. Вот что он сам писал:
«Особый случай в моей фотографической практике - встреча в тайге со староверами Лыковыми. История этой семьи была ошеломляюще интересной. Поверить в нее можно было, только увидев снимки робинзонов тайги. Но тут возникла проблема: Лыковы никак не хотели сниматься - «греховное дело!». Я был в большом затруднении, пытался снимать украдкой, издалека, но это разрушало доверие, уже возникшее при общении. И никакие уговоры не помогали. «Не можно!» - и все.
Я со временем понял причину неприятия фотографии. Староверы крайнего толка (секты) по названию «бегуны» считали, что с «миром» жить «не можно», от «мира» надо бегать и таиться. Так они и жили со времен царя Алексея Михайловича, при котором произошел церковный раскол. «Бегуны» о фотографии узнали в конце позапрошлого века и должны были определить к ней свое отношение. Они сообразили, что фотография лежит на ином полюсе их бытия, - они таятся, а фотография их как бы обнаруживает, делает известными «миру». И они наложили на «нечистое дело» запрет, или, как говорят, табу: «Дело греховное. Только лик Божий лицезренья достоин».
Василий Михайлович был частым гостем Агафьи Лыковой.
Вот и мыкался я, ежегодно прилетая в тайгу, пытаясь хоть что-нибудь снять. Избу, хозяйственную утварь, огород, запасы еды, постройки - снимай, пожалуйста, а лики - «не можно». Увидев камеру, Агафья и отец ее Карп Осипович немедленно уходили в избу или падали в траву...
Но вода точит камень. Кто бы ни появлялся в таежной «усадьбе» Лыковых, все непременно хотели их снять. Хорониться отцу и дочери надоело, махали только рукой - «баловство это».
После смерти отца Агафью мне удалось убедить, что «грех» съемки на нее ложиться никак не может, этот «грех» я беру на себя. Агафья это размышление приняла - перестала страшиться «машинок», висевших у меня на груди, но поднятый к глазам аппарат она все-таки не терпела и либо закрывала лицо рукою, либо куда-нибудь со смешком уходила, обращая желание ее снять в некую игру в прятки.
Но я нашел способ одолеть и этот рубеж - ставил в камеру объектив с широким углом обзора. Такой объектив не требует точной наводки на резкость, и я, поправляя наводку рукою на шкале резкости, не подымал к глазам фотокамеру и щелкал, не прерывая какого-нибудь разговора. Это давало неплохой результат.
На снимках, сделанных украдкой, Агафья разная - то лицо блаженного человека, то излишне серьезное, то ракурс невыгодный. Нос у нее «лыковский» - великоватый, и в профиль я снимать ее избегаю, не попросишь же «стань вот так».
Последние годы, впрочем, с фотографией таежница почти примирилась. С шутками-прибаутками я открыто снимал ее стоящей на чердачной лестнице, во время ловли рыбы, доенья козы, игры с собакой. Частенько приходилось ей стать среди летчиков или среди навестивших ее людей - всем хотелось сняться со знаменитостью. Снисходительно улыбаясь, Агафья все это терпела, но ни разу не попросила привезти фотографии.
Сотни три снимков в моем архиве. На некоторых Агафья подобно знаменитой Моне Лизе (Джоконде) даже слегка загадочна.
Я предложил ей однажды посмотреть фотографии. Посмотрела, отмахнулась с улыбкой: «Баловство это!»
Публикуем письмо староверки с сокращением.
ДОСЛОВНО
«Не знаю, как зиму дасъ Богъ прозимовать»
«У насъ к вамъ большоя и великое прошение. Необходимо, надо человека помощника, ведь есть добры то люди, миръ не без добрыхъ людей... Ведь есть еще християны.
Нужна помощь с дровами, по хозяйству с огородомъ, сено косить, А я совсем, и годы больши, здоровя совсемъ плохо, болею круженнимъ. На груди права половина шишка виросла. Силъ никакихъ ни стало. Не знаю, как зиму дасъ Богъ прозимовать.
Дровъ дома нетъ, надо каждый день дрова таскать, и на такой работе псалъмы на ходу читать. Полностью задыхаюсь, и в морозы самое ето что до конца простыть, и ноги ознобишъ, и руки. И кроме дровъ хозяйство... Зимой больша печь стоитъ только морозилъкой в ызбе, ни топлена, и время нету, чтобы печь топить. Да еще паче всего дровъ нету. Только железну кое какъ...
Пишу вамъ, на весну не оставьте, Христа ради привезти человека помощника, ведь есть добры то люди... Если еще на ету весну никого не будетъ, даже с посадкай не знаю какъ, и садить. Как еще зиму пережить дасъ Бог. Но такъ, если человека в марте бы, лутче чтобы Пасху здесь...»